В то же время при реализации «зелёного» подхода придётся столкнуться с рядом сложностей
В ноябре 2021 года в столице Шотландии, Глазго, прошла конференция ООН по изменению климата, завершившаяся подписанием «Климатического пакта Глазго». Климатический пакт дополнил уже взятые странами мира обязательства по Парижскому климатическому соглашению от 2015 года.
Декарбонизация — мировой тренд, необходимость и неизбежность которого очевидна, несмотря на сложности и вызовы, которые стоят перед всеми странами мира в связи со взятыми обязательствами. К примеру, лидирующий в мире по объёмам выбросов парниковых газов Китай, на долю которого приходится около 27% мировых выбросов, 16 июля 2021 года запустил Национальную систему торговли квотами (разрешениями) на выбросы парниковых газов, а в сентябре 2020 года главой государства было озвучена цель по достижению углеродной нейтральности к 2060 году.
В Казахстане, в свою очередь, в рамках климатической политики активно развиваются объекты ВИЭ. За 10 месяцев 2021 года объекты ВИЭ в РК произвели 3 млрд кВт·ч электроэнергии — сразу на 42,5% больше, чем годом ранее, и в семь раз больше, чем в аналогичном периоде 2017 года. Это 3,2% от общей генерации по стране, против 2,4% годом ранее. Для сравнения: за весь 2017 год производство в секторе составляло всего 526,7 млн кВт·ч, что не превышало 0,5% от всей генерации по стране.
Ещё 8,1% производства электроэнергии по РК за январь–октябрь 2021 года обеспечили ГЭС: 7,6 млрд кВт·ч (впрочем, здесь объемы генерации сократились).
В то же время, несмотря как на заметное развитие и рост объектов ВИЭ, так и на неплохой вклад гидроэнергетики, их доля даже в совокупности всё ещё очень и очень мала — всего чуть более 11%. Тем временем практически все энергоёмкие производственные сферы экономики страны всё-таки традиционно завязаны на ТЭС и ГТЭС.
Конечно, есть и иные примеры. Так, крупнейший в мире производитель алюминия — российский «РУСАЛ» — около 90% продукции производит с использованием электроэнергии из возобновляемых источников, которую поставляют гидроэлектростанции Сибири. Однако это сложилось так исторически. Например, ещё в 1966 году был запущен ныне входящий в состав «РУСАЛ» Братский алюминиевый завод — крупнейший в СССР по тем временам. Ввод в эксплуатацию производства мощностью почти в 1 млн тонн стал возможен благодаря строительству на сибирских реках целых каскадов гидроэлектростанций. В 50–60-е годы прошлого века на Ангаре были возведены плотины Иркутской, Братской и Усть-Илимской ГЭС, а на Енисее — Саяно-Шушенской, Майнской и Красноярской ГЭС. Наличие доступной электроэнергии позволило построить в Сибири ещё два крупных алюминиевых завода — Иркутского (1962 г.) и Красноярского (1964 г.).
В РК же исторически ситуация иная. Фактически бюджет Казахстана сегодня формируют по большей части недропользователи, которые используют угольную генерацию.
Поясним в цифрах. За три квартала 2021 года потребление электроэнергии в РК составило 83,2 млрд кВт·ч. Из них почти треть, а точнее 30,5%, пришлась непосредственно на 17 крупнейших предприятий — потребителей электроэнергии в стране: 25,4 млрд кВт·ч.
Данные об этих предприятиях даёт Казахстанский оператор рынка электрической энергии и мощности, «КОРЭМ», и несложно заметить, что из 17 предприятий сразу 11 компаний (включая топовую тройку) относятся к добыче и производству металлов. Здесь представлены буквально все крупнейшие производства в стране: ферросплавы, алюминий, сталь, хром, цинк, медь, титан, магний и прочее. Проще говоря, главные потребители электричества — предприятия горно-металлургического комплекса. Лишь на эти 11 крупнейших компаний сектора приходится 22,1% всего потребления электричества в стране. ГМК — максимально энергоёмкая отрасль в любом государстве.
Ещё три компании из 17 относятся к сегменту добычи и переработки нефти, две — к инфраструктурным предприятиям, одна — к производству неметаллической продукции.
Мы не будем говорить о значении добычи и переработки нефти в экономике РК, это и так очевидно. Поговорим о металлургии.
К примеру, в структуре экспорта из РК металлы и изделия из них (причём зачастую это продукция высокого качества и степени передела — например, ферросплавы) по итогам десяти месяцев 2021 года заняли уже около 18%, то есть обеспечили в стоимостном выражении 8,7 млрд из 49,1 млрд долл. США совокупных экспортных объёмов.
Металлы и металлические изделия — вторая крупнейшая экспортная позиция страны после тех же топливно-энергетических товаров, то есть нефти, газа и продуктов их переработки.
Ещё момент: валовая добавленная стоимость промышленности в ВВП страны в 2019-2020 годах составляла 27%-28%, против 25%-26% в 2015-2016 годах. В свою очередь, ВДС добычи металлических руд в общей ВДС промышленности составила в 2019 году 8,5%, ВДС металлургического производства — сразу 16,3%, ВДС производства готовых металлических изделий — 1,1%.
Таким образом, сегмент добычи и производства металлов и изделий из них в 2019 году обеспечивал более четверти валовой добавленной стоимости всего промсектора РК и более 7% в общем объёме ВВП страны.
И это без учёта также энергоёмкой нефтегазовой сферы.
На официальном ресурсе премьер-министра РК сообщалось, что на уже упомянутом саммите СОР26 в Глазго Казахстан объявил о своей цели увеличить к 2030 году объём энергии из ВИЭ в 5 раз — с 3% до 15% — и обеспечить достижение РК углеродной нейтральности к 2060 году. Казахстан принял целый ряд мер по улучшению инвестиционной среды для привлечения иностранного капитала и передовых технологий.
Кроме того, помимо обязательств РК по снижению выбросов и развитию объектов ВИЭ, казахстанских промышленников — в особенности металлургов — к переходу на чистую энергию побуждает политика стран — торговых партнёров (например, ввод в ЕС пограничного корректирующего углеродного механизма, Carbon Border Adjustment Mechanism). Углеродоёмкость промышленной продукции необходимо снижать в первую очередь за счёт наращивания доли потребления электроэнергии из низкоуглеродных источников, таких как ВИЭ и гидроэнергетика.
Потребность окупить инвестиции в развитие объектов ВИЭ и увеличение капитальных затрат ожидаемо приведут к повышению тарифов на электроэнергию. Рост тарифов будет происходить и вследствие ввода платы за выбросы в РК для традиционных источников генерации — угольных и газовых электростанций. Всё это напрямую повлияет на ГМК и в целом на всех недропользователей страны. Не стоит забывать и про социальный сектор: так, в ходе декарбонизации промсектора — в частности, металлургии — и повышения доли объектов ВИЭ должен оставаться в приоритете также и вопрос электроснабжения населения по приемлемым тарифам.
Безусловно, реализация климатической и экологической повестки — важная часть общего развития Казахстана. В то же время в сложившихся условиях государству нельзя принимать радикальных решений по резкому отказу от угольной генерации. С учётом климатической политики долю углеродоёмкой энергетики придётся постепенно снижать, одновременно обеспечивая условия для развития гидроэнергетики и объектов ВИЭ; кроме того, необходимо параллельно создать условия для использования чистой электроэнергии на промышленных предприятиях страны.
